Она взяла со стола пачку сигарет.
— Тот ночной инцидент был просто ужасен. Я надеюсь, она держит свой рот на замке.
— Возможно.
Вэлери холодно усмехнулась:
— Вся жизнь промелькнула у меня перед глазами, когда я поняла, что произошло.
— Можешь себе представить, что промелькнуло перед глазами у нее, когда я волок ее в лес. В отличие от тебя она не знала, что я не намеревался всерьез нанести ей вред.
— Тебе удалось успокоить ее?
— Мы немного поговорили.
Она глубоко затянулась сигаретой и сделала первый, не очень-то деликатный шаг:
— Это притормозит любые твои планы в отношении нее.
— Поверь мне, Вэл, единственный план, который я вынашиваю в отношении Фэб, — это держаться от нее как можно дальше.
Он говорил совершенно искренне. Он казнил себя за то, что позволил себе так далеко зайти с Фэб. Ему не следовало и пальцем касаться ее, и он дал себе слово, что больше ничего подобного не допустит.
Вэл осторожно посмотрела на него:
— Итак, что же тебя привело?
Он знал, что ей не понравится то, что он собирается сказать, и постарался насколько возможно смягчить свой голос:
— Я кое-кого встретил.
Она осталась все так же холодна, он мысленно отдал ей должное, но он знал ее слишком хорошо, чтобы поверить этой невозмутимости.
— Кто-то, кого я знаю?
— Нет. Она воспитательница в детском саду. Вэл очень бы удивилась, если бы он вдобавок сказал, что не имел с Шэрон расставляющей точки над i беседы, но после той ночи он понял, что не может больше играть в сексуальные игры со своей бывшей женой, даже если его серьезное ухаживание не приведет к ожидаемому финалу.
— Как давно ты и твоя воспитательница детского сада встречаетесь? — Она сделала быструю нервную затяжку.
— Недолго.
— И она, конечно же, является всем тем, чем не являюсь я? — Ее рот поджался, и она резко погасила сигарету, с силой ткнув ее в пепельницу.
Язвительность Вэлери была понятна. Дэн, понимал, что сильно задел ее.
— Могу сказать только, что она не так изящна, как ты, Вэлери. Не так сексуальна даже. Но дело в том, что она великолепно ладит с детьми.
— Понимаю. Она сдала экзамен на звание «Мамуля-гусыня». — Она одарила его яркой жестокой улыбкой. — Фактически, Дэн, я рада, что между нами все кончилось, поскольку я хотела поговорить с тобой о том же самом.
— Что ты имеешь в виду?
— Наше соглашение меня уже не устраивает. Он изобразил удивление на лице:
— Ты хочешь его разорвать?
— Сожалею, но — да. Я просто искала удобный случай сказать тебе об этом.
Он вскочил со стула, изображая небольшой взрыв ярости, который, как он знал, сейчас просто необходим ей.
— Кто он? У тебя другой мужчина, Вэл?
— Это было неизбежно, Дэн. Так что давай обойдемся без сцен.
Он посмотрел в пол. Поковырял носком ботинка ворс ковра.
— Проклятие, Вэлери, ты действительно знаешь, как осадить мужчину. Я даже не понимаю, почему я пытаюсь оставить за собой последнее слово. Вот я пришел сюда, чтобы порвать с тобой, а ты, оказывается, давно ищешь повод выбросить меня на свалку.
Она с подозрением посмотрела на него, но выражение его лица дышало простодушной искренностью, той искренностью, которую он обычно приберегал для воскресных интервью после неудачных игр, рассказывая всему свету, как замечательно играли «Дикие лошади» и как он искренне верит, что они достойны победы.
Она легко побарабанила кончиками крашеных коготков по столу и поднялась:
— Ну, в таком случае говорить больше не о чем.
— Я думаю — нет.
Он посмотрел на нее; возвращались добрые времена вместо плохих. Он не был уверен, кто из них сделал первое движение, но в следующее мгновение они крепко обнялись.
— Береги себя, слышишь? — сказал он.
— Будь счастлив, Дэн, — прошептала она. Через двадцать минут он уже въезжал на автостоянку возле детского сада «Солнечные дни». Внезапно он нахмурился, глядя в зеркало заднего обзора. Серый фургон, который шел следом, показался ему знакомым. Похоже, такой же фургон он видел за собой пару раз на прошлой неделе. У него было помято правое крыло. Если на хвосте у него репортер, для чего эта слежка? Он попытался вглядеться в водителя, когда фургон проезжал мимо, но тот был укрыт за дымчатым стеклом.
Пожав плечами, он припарковал свой «феррари» к бетонной стене и зашагал к низкому кирпичному зданию, улыбаясь все шире по мере того, как до него долетали различные шумы: взрывы смеха, разлаженное пение, звонкие крики. Через полчаса он должен был быть в Уитоне, в Ротари-клубе, но он не мог удержаться, чтобы не остановиться тут на пару минут. Возможно, ему удастся встряхнуться и освободиться от чувства вины перед Фэб.
Дверь в классную комнату Шэрон была открыта, и он заглянул туда, ощущая радостное волнение. Они пекли печенье! Это было так замечательно, что он готов был тут же рухнуть на колени и предложить ей руку и сердце. Кажется, в далеком детстве ему ничего так больше не хотелось, чем печь печенье вместе с матерью. К несчастью, она была слишком занята поисками спиртного. Не то чтобы он осуждал ее. Живя с таким ублюдком, как его отец, любая могла превратиться в алкоголичку.
Шэрон оторвала взгляд от большой миски с ароматным тестом и уронила ложку. Ее лицо залилось краской. Он улыбнулся ее замешательству.
Ее кудрявые огненно-рыжие волосы были испачканы мукой, полоска синей пищевой краски пересекала щеку. Если бы он владел журналом «Космополитэн», он поместил бы ее портрет на обложке именно в таком виде. Шэрон, с ее личиком феи и с усеянным веснушками носом, была куда милее большегрудых блондинок в слаксах.