Она попыталась нацепить прежнюю маску.
— Жизнь трудна, мой друг, когда вы так нетерпимы к противоположному полу.
— Сказано кем-то, кто знает это по собственному опыту. Она попыталась подыскать достойный ответ, но у нее ничего не вышло, и Фэб поняла, что у нее не осталось никаких сил играть прежнюю роль.
— Сандвичи, должно быть, уже готовы.
Дэн подошел к плите, проверил с помощью лопаточки качество сандвичей, потом вынул их из кастрюли. Он аккуратно разрезал их пополам и положил на коричневые глиняные тарелки, а затем опустился на стул.
Некоторое время они ели молча. Наконец он нарушил тишину:
— Не хотите ли поговорить со мной о сегодняшней игре?
— Нет.
— Неужели у вас нет собственных догадок о том, почему я пошел на двойной реверс? Спортивные журналисты собираются вывернуть меня наизнанку.
— Что это — двойной реверс? Он усмехнулся:
— Я начинаю находить определенную прелесть в работе на вас.
— Вы имеете в виду, что у меня нет никаких шансов перебежать вам дорогу и самой тренировать команду? Он кивнул и занялся своим сандвичем.
— Я никогда об этом не думала. Хотя, мне кажется, вы могли бы провести атаку более открыто и пустить вперед Брижски вместо Рейнольдса. — Он с удивлением посмотрел на нее, она улыбнулась:
— Некоторые приятели Берта общались со мной в обзорной ложе.
Он улыбнулся в ответ:
— Репортеры были удручены, что вы не появились на послематчевой пресс-конференции. Публика проявляет к вам интерес.
— Им придется смириться с этим. Я читала несколько интервью в вечерних газетах. Человек должен хоть что-то смыслить в футболе, чтобы отвечать на их вопросы.
— Вам придется разговаривать с прессой рано или поздно. Рональд может помочь вам пройти через это.
Она вспомнила, что Дэн до сих пор считает, что она и Рон больше чем друзья.
— Мне жаль, что вы так негативно к нему относитесь. Он прекрасно работает, и я действительно не смогла бы ничего сделать без его помощи.
— Неужели?
— Он замечательный человек.
Дэн пристально посмотрел на нее, потом, взяв бумажную салфетку, долго вытирал рот.
— Должно быть, он такой и есть. Женщины вроде вас имеют странные вкусы.
Она пожала плечами и равнодушно пощипывала подгорелую корочку сандвича.
— Проклятие. Вы сидите с таким независимым видом, словно осел, которому показали палку.
— Благодарю.
Он смял свою салфетку и отбросил ее в сторону.
— Где ваш характер, Фэб? Где та женщина, которая обвела меня вокруг пальца, заставив вернуть Рональда на прежнее место?
Она напряглась:
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Естественно, черт побери, вы не понимаете. Вы загнали меня в угол. Только через пару дней я сумел разгадать вашу маленькую интригу. Рональд действительно сумел меня убедить, что вы любовники.
Она почувствовала облегчение, когда увидела, что он кажется скорее раздраженным, чем рассерженным, и теперь тщательно подбирала слова, чтобы ответить ему.
— Я не понимаю, почему в это так трудно поверить. Рон внешне очень привлекателен.
— Поверю вам на слово. Но факт заключается в том, что вы — не любовники.
— Откуда вам это известно?
— Просто знаю, и все. Я видел, как вы обращались с ним, когда полагали, что я за этим наблюдаю: строили ему глазки, облизывали нижнюю губку, замирали во время разговора с ним.
— А разве не так ведут себя женщины со своими возлюбленными?
— Вот оно. Точно так же вы ведете себя со швейцаром.
— Не правда.
— Вы ведете себя так почти с каждым мужчиной, которого встречаете.
— И что из этого?
— Со всеми, кроме меня.
Она оттолкнула недоеденный сандвич.
— Вы и сейчас дразните меня своим восхитительным телом, но… хотите, я предскажу, что вы сделаете дальше? Вы отведете глаза и займетесь разглядыванием собственных ногтей. — Он откинулся на спинку стула. — Фэб, не валяйте дурака, вы часами кокетничаете со всяким, кто носит брюки, но тут же киснете, стоит мне переброситься с вами парочкой фраз. Итак, в чем дело?
— У вас слишком развито воображение.
— Я так не думаю. Она встала.
— Уже поздно. Мне надо идти.
Он также поднялся и обошел вокруг стола. Он почувствовал облегчение, когда она не отшатнулась.
Она стояла перед ним в его старой голубой рубашке и выглядела одновременно закрытой и беззащитной. Он не хотел, чтобы она ему нравилась, но ему становилось все труднее противостоять этому.
Он осторожно прикоснулся к ее плечу:
— Все еще боитесь меня?
— Конечно, нет.
Она была пуглива, как лань, но старалась не показать этого, и он это видел. Он нежно погладил ее руку сквозь мягкую ткань рукава.
— А мне кажется — боитесь. Вам чудится, что я снова могу превратиться в сексуального маньяка.
— Нет, я не боюсь.
— Вы уверены?
— Конечно.
— Докажите это.
— Как?
Он не понимал, какой дьявол толкает его; он лишь видел, что его поддразнивание заставляет ее улыбнуться, и ему нравился этот раскосый прищур.
— Поцелуйте меня. Подарите мне дружеский маленький поцелуй, которым обычно обмениваются приятели.
— Не будьте смешным.
Ее глаза дрогнули, и ему захотелось еще подразнить ее, хотя все это уже не походило на шутку.
— Ну, давайте. Смелей. Мы же не имеем в виду ничего плохого. Просто по-дружески чмокните меня в щеку.
— Я не хочу вас целовать.
Он заметил, что она помедлила секунду, прежде чем произнести это. У него пропало желание дразнить ее, и голос его прозвучал хрипло:
— Весь этот жар не может исходить от меня одного. Он опустил голову и неожиданно ощутил, как острые кончики ее сосков коснулись его груди. Он услышал, как она выдохнула: